Едва достигнув середины, московский июль две тысячи десятого года уже успел побить три температурных рекорда, в том числе, абсолютный максимум и, определенно, не собирался на этом останавливаться. Кому-то это лето запомнится непереносимой жарой и дымом подмосковных торфяных пожаров, а кто-то будет вспоминать о вещах, куда более страшных.

В этом не слишком удаленном от центра районе Москвы, как и повсюду, было очень жарко и пахло едкой гарью. Несмотря на приближающийся вечер, низкое злое солнце лупило вдоль пыльного переулка, не оставляя неосвещенным ни кусочка ухабистой белесой проезжей части. Тишина и неподвижность всего пугали мыслью, что так теперь будет всегда,  но этого опасаться не стоило. Через пару часов солнце, сместившись вправо и вниз, совсем скроется за пятиэтажками, горячий воздух придет в движение, и раскаленный день начнет отступать перед теплым июльским вечером. А спустя еще три часа наступит ночь. Нагретые солнцем за день стены и асфальт до самого утра продолжат испускать волны жара, который начнет смешиваться с прохладным ночным воздухом, слегка попахивающим торфяным дымом. Станет совсем темно, зато в это время можно будет отдохнуть от ужасной жары, изнуряющей город уже больше месяца. Но это произойдет еще не скоро. А пока все жители, которым не удалось покинуть Москву, искали спасения от уличного пекла в своих разогретых квартирах. В переулке не было видно ни одного человека, не ездили даже машины. Только вдали у тротуара стоял огромный пыльный грузовик-самосвал. Из двора в переулок быстрой походкой вышел мужчина в светлом костюме, держа в левой руке большой портфель-дипломат. Между его уверенными движениями, спортивной осанкой и абсолютно седыми волосами ощущалось сильное несоответствие. Казалось, что идет молодой актер любительского театра, загримированный для роли человека в возрасте. Приглядевшись, можно было бы понять, что всё-таки это старик – его сосредоточенное загорелое лицо было покрыто глубокими морщинами. Черный портфель он нес так, чтобы тот не прикасался к его светлым брюкам. По положению руки было видно, что ноша не слишком тяжела. Седой подошел к кромке тротуара, на секунду приостановился и посмотрел на часы, надетые на правую руку. В это время тяжелый самосвал, оглушительно рявкнув, внезапно начал движение. Громкий звук, неожиданно раздавшийся в душной тишине переулка, привлек внимание старика, и он сделал небольшой шаг назад, желая пропустить машину. Словно обрадовавшись, что на пути нет препятствий, грузовик, грохоча на ухабах, начал разгоняться. Почти поравнявшись с человеком, машина резко повернула в его сторону и легко въехала на тротуар. Седой оцепенел от ужаса, не в силах отвести взгляда от надвигающейся пыльной махины, пышущей жаром. За ревом дизеля удара совсем было не слышно. Скорость была не слишком велика, поэтому человек не отлетел, а сполз вниз. Через мгновение оба правых колеса – сначала переднее, потом двойное заднее со страшным рифленым протектором переехали тело старика, раздавливая грудь и ломая ребра. Только после этого огромная машина, избежав в последний момент столкновения со стеной дома, остановилась. Из кабины выскочил водитель в кожаной куртке и побежал по направлению к распростертому телу, оставшемуся позади грузовика, перепрыгнул его и устремился к дипломату, отброшенному на середину проезжей части. Быстро подхватив портфель, шофер бегом вернулся в кабину. Взревев мотором и выбросив клуб черного дыма, самосвал съехал с тротуара и понесся по переулку, поднимая пыль и грохоча на неровностях дороги. Еще через секунду за облаком пыли его уже стало не видно. На раскаленной улице по-прежнему никого не было. 

Пыль еще не начала оседать, а из темного подъезда на другой стороне улицы вышел другой человек. Судя по ужасу, застывшему на лице, он всё видел. Внешне он был очень похож на убитого – те же седые волосы и светлый костюм, но выглядел старше: старомодные очки и осанка выдавали возраст. Старик бросился к распростертому в пыли человеку, на светлом костюме которого в районе груди уже начали проступать яркие пятна крови, но на полпути внезапно остановился и посмотрел на наручные часы. Часы у него, как положено, были на левой руке. Глянув на часы, свидетель убийства вдруг развернулся и быстрыми шагами начал удаляться по переулку в сторону, противоположную той, куда скрылся грузовик. Он очень спешил и поглядывал на часы каждые несколько шагов. Через пару минут беглец достиг чахлого сквера, которым заканчивался переулок, где уселся на самую дальнюю скамейку.

Он сидел очень напряженно и неестественно прямо, не отрываясь смотрел на свое левое запястье, и его губы шевелились. То ли он сам с собою разговаривал, то ли отсчитывал секунды. Внезапно лицо седого исказилось, как от сильной боли, спина напряглась, а каблуки ботинок что есть силы уперлись в землю, словно он пытался опрокинуть тяжелую садовую скамью. Через мгновение тело расслабилось,  и старик застыл, закинув голову назад и раскинув  ноги. Вскоре откуда-то, громко хлопая крыльями и поднимая пыль, появилась пара голубей, которые начали, кружа, разгуливать у ног недвижимого человека, урча и забавно ныряя вперед серыми головками на радужных шеях. Судя по всему, глупые птицы решили, что их сейчас будут кормить. Заподозрив, что всё съедят без него, между голубями и ногами седого, приземлился шустрый воробей. Он сделал несколько быстрых прыжков в разные стороны, склевал с земли что-то, видное только ему, и с шумом улетел так же быстро, как появился. Бестолковые голуби подобрались к самым ботинкам и там копались в пыли. Внезапно левый ботинок резко дернулся, почти задев одну из неловких птиц. Оба голубя неуклюже отскочили, но тут же вернулись и возобновили свои поиски. Старик в это время пришел в себя и с трудом, опираясь обеими руками о сидение скамьи, сел прямо. Лицо, искаженное страданием, постепенно разгладилось и приняло строгое и сосредоточенное выражение.

Еще минута, и бросив взгляд на часы, человек с усилием поднялся с лавки и начал смотреть вдаль, туда, где еще клубилась пыль, поднятая машиной-убийцей. На лице старика появилась совершенно неуместная злорадная улыбка. Озабоченно потрогав левую сторону груди, он перестал улыбаться, немного поморщился, пригладил растрепавшиеся волосы и быстрым шагом пошел из сквера. Голуби, не обращая на него внимания, продолжали рыться в пыли, и солнце не перестало посылать на землю свои раскаленные лучи. Жизнь потекла дальше, словно ничего не произошло.