Давайте сделаем так, – предложил
Роберт Карлович, – сейчас я расскажу вполне правдивую, но странную историю, и
мы вместе попробуем дать ей объяснение. Не дожидаясь моего согласия, он начал:
– Представим, что на дворе
пятнадцатый век. Некий ученый алхимик погружен в естественное для себя занятие
– ищет, как бы превратить свинец в золото. Не так давно в руки ему попал
древний манускрипт с описанием нужного рецепта. Рецепт не слишком прост – в
состав входят толченные жабьи глаза, палец повешенного на перекрестке трёх
дорог, сулема, размолотый молочный зуб первенца попа-расстриги, ветка омелы и
десяток других ингредиентов. В принципе, при желании все составные части добыть
можно, и такое желание у алхимика есть. Процесс превращения или, как его
называют ученые люди, трансмутация, должен проводиться в полнолуние, ровно в
три часа ночи. Наш алхимик обеспечивает все условия. В требуемый момент было
смешано нужное зелье, прочитано соответствующее тайное заклинание и, о радость,
свинцовый слиток, погруженный в раствор, сделался золотым. Добросовестный
ученый всеми известными способами проверяет, действительно ли получилось именно
золото. Он нагревает слиток, травит его кислотами и щелочами, растворяет в
ртути отпиленный от слитка кусочек. Сомнений нет. Это золото наивысшей пробы!
С трудом дождавшись утра, алхимик
спешит к своему герцогу, терпеливому меценату и покровителю долгих двадцатилетних
исследований, сообщает ему об успехе и демонстрирует слиток. Герцог вне себя от
радости. Он мечтает, как наполнит свою казну золотом, сделает, наконец, ремонт
в замке, наймет огромную армию и с нею захватит соседнее графство, а там,
глядишь, и не только соседнее... Герцогство сделается могучим государством.
Величайшие правители мира сочтут за честь называть герцога своим братом, а то и
сюзереном.
Наш алхимик тоже весь в мечтах. Он
уже видит, как становится в ряд с величайшими мудрецами древности, а его имя
упоминается рядом с античными Леносом Иромусом, Фродом и Теренцием, а то и с
самим Гермесом Трисмегистом.
– Гермес, кажется, был богом, –
несмело перебил я.
– По моим сведениям – нет, – сухо
ответил Роберт Карлович и продолжил:
– Четыре недели до следующего
полнолуния проходят в масштабной подготовке к великому превращению. В огромных
количествах закупается свинец и отливается в слитки нужных размеров. Скоро эти
слитки, сделавшись золотыми, заполнят доверху сокровищницу герцога.
Наступило очередное полнолуние, и
было сделано всё как нужно. В итоге, если говорить коротко, ничего у нашего
алхимика не вышло. Ни один кусок свинца в золото не превратился. Дальше всё
было грустно. Алхимика тут же заточили в тюрьму до следующего полнолуния. А
когда через четыре недели снова ничего не получилось, его быстренько повесили.
А теперь – вопрос: – Почему не
произошла повторная трансмутация?
– Вы сказали, что история
правдивая и достоверная? – недоверчиво переспросил я.
– Да. В промежутке между вторым и
третьим полнолуниями у алхимика было много свободного времени. Он его потратил,
чтобы всё подробно описать, и эти записи сейчас у меня, – подтвердил Роберт
Карлович.
– Хорошо. Я понял. Сейчас попробую
сказать, почему, – задумался я.
– Может быть, ингредиенты были
какие-то не такие. Скажем, жаба протухла? – предположил я навскидку и не
угадал.
– Жабьи глаза были выше всякой
критики, как и палец повешенного. Впрочем, это относится и ко всем остальным
составляющим. Все ингредиенты были просто отличного качества, уверяю вас, –
убежденно произнес Роберт Карлович, а потом добавил с большим воодушевлением, –
протухла не жаба, протухла секвенция!
Никто не любит выглядеть идиотом.
Включая и меня. Поэтому своим ответным мычанием я постарался выразить
одновременно некоторый скепсис, понимание и интерес. Я так и сказал:
– М-м-м-м?
Роберт Карлович решил меня не
томить и с победоносным видом изложил решение задачи, полагая, наверное, что
мне всё тут же станет ясно:
– Дело в том, что эта конкретная
секвенция может срабатывать не чаще, чем раз примерно в шестьдесят три года.
– Секвенция? – переспросил я. –
Кажется, это какой-то музыкальный термин?
– Музыка здесь ни при чём, –
отрезал Роберт Карлович. – Секвенция – это некоторая последовательность
событий, которая должна привести к определенному чудесному результату. Наши
события – это полнолуние и погружение свинца в мерзкое варево. Впрочем,
полностью план герцога не смог бы сработать и по ряду других причин. Упомянутая
секвенция за один раз может трансмутировать около шестисот граммов свинца.
Поскольку такое возможно лишь раз в шестьдесят лет, бизнес, как вы понимаете,
не слишком прибыльный. Должен добавить, что сам рецепт зелья, мягко выражаясь,
был несколько избыточным. Строго говоря, там нужны только три ингредиента.
Остальное – домыслы, впрочем, довольно понятного происхождения.
До меня стало кое-что доходить.
– Значит ли это, что все чудеса,
описанные в древних источниках, рано или поздно могут быть повторены? И пятью
хлебами снова будет возможно накормить пять тысяч человек, а потом недоеденными
кусками наполнить пять, кажется, коробов? – неуверенно спросил я.
– Полагаю, что так и есть, –
спокойно ответствовал Роберт Карлович. – Но я бы хотел, чтобы вы поняли самое
главное – никаких чудес не существует. Все, так называемые чудеса, не нарушают
законов мироздания. Эти законы прописаны в самой ткани нашего мира и никто,
включая Создателя, кем бы он ни был, этих законов никогда не нарушал и, думаю,
никогда не нарушит. Специальные последовательности событий, секвенции, приводят
к кажущемуся нарушению законов природы. Но на самом деле, они – реализация
более сложных и глубинных правил. И ваш дар, Андрей, поможет находить и
использовать эти правила.
– То есть, возможно всё? Всё, что
я могу себе представить, может быть реализовано, если будет выполнена соответствующая
не протухшая секвенция? Можно летать, ходить по воде, насылать мор на целые
народы?
– Думаю, что да, – довольно
отвечал Роберт Карлович. – Правда, не принято употреблять слово «протухшая» в
этом контексте. Мы говорим, что у любой секвенции есть «период безразличия» –
тот отрезок времени, когда она не приводит к нужным последствиям.
Я внимательно слушал. Получалось,
что мир устроен не совсем так, как мне представлялось, и я получал в этом новом
мире довольно завидное место. Мне это определенно нравилось.
|
|